Два дня у нас жил котенок из подъезда. Отличный котенок: ласковый и очень грустный. Мы поехали к хирургу, и нам сказали, что у него врожденный дефект: не зарастает череп, как родничок у младенцев, — у него был нос, как у коалы, мягкий рыцарский шлем. Еще он не мог сфокусировать взгляд из-за нистагма — глаза все время тряслись. Хирург сказал, что скоро он умрет в мучениях. Но пока он, блядь, совсем не собирался умирать. Он был рад спать и есть. Я слаба и не смогла взять себе кота, который должен был скоро умереть. Но я не думаю, что смогла бы отдать его незнакомым да и знакомым людям.


Я не буду долго говорить про институт смерти в нашей стране, про искусство ухода за мертвецами. Но у нас невозможно усыпить животное. Если ты вдруг увидишь умирающего кота на улице и решишь осуществить своеобразный coup de grace, то после усыпления тебе предложат забрать животное и выкинуть его в мусорку во дворе. А я не могу выкидывать. Если даже допустить, что коту уже все равно, я не хочу, чтобы дети и бомжи видели трупы животных, независимо от истории их смерти. Почему в Южной Африке животных успокаивают в огне, а у нас за вывоз на место общего (!) погребения нужно платить 60 долларов? Почти никто не захочет платить за незнакомого кота, да и это не то, чего требует честь человека, если он уже принес впервые увиденного кота в клинику. Не каждый сможет завершить начатое и похоронить животное, особенно зимой. Все равно; в любом случае, в выборе ты злодей. Ты становишься злодеем каждый раз, когда видишь умирающее животное.


Этот котенок ночевал у нас две ночи. Я не знаю, сколько сомнений насчет погребения было бы в моей душе, если бы нам сказали усыпить его через два часа после нашего с ним знакомства.

Но я считаю, что каждый хуй должен копать. Втроем мы копали час: лопатой и топором. Нам понадобилось два чайника кипятка, но на глубине семи сантиметров земля была уже не мерзлая.


Перед выбором смерти ты всегда один. Всем похуй. Никто не будет тебя осуждать, отговаривать или поддерживать.