Кто из дома, кто в дом, кто над кукушкиным гнездом ©


Сижу на приеме у кардиолога. Залетает она, мне на неё смотреть неудобно, неправильно, нечестно. Я невольная свидетельница, счастливый ребенок, у меня волосы на затылке вьются. Кардиолог поводит своими верблюжьими глазами, невольно отмечаю набрякшие веки и изъетые молью глаза той женщины, неаккуратно налепленные рот и нос, пульсирующую жилку на лбу. Прячу руки, заворачиваю пористые лёгкие, стекленею. Уж лучше сидеть с колпаком дурака перед всем классом, выводить трели, выстукивать марши.
— Доктор, вы не то направление выписали, не на тот адрес.
— Ах, да, простите, совсем заработалась. Какой год рождения? 2001?
— Да. У меня не получается с ним справляться, особенно в последние дни. Не обойтись без психотропных. Он реагирует слишком перевозбужденно, сознание у него затуманено. Совершенно ненормально.
— При его болезни это совершенно нормально. Да и еще эта штука давит. Вы к нейрохирургу когда записаны? Какой музыкой вы занимаетесь? Говорят, люди лечатся от рака и эпилепсии классической музыкой, у меня выписана подборка произведений. Был один раковый больной, который слушал 2-й концерт Рахманинова, а потом все-таки сдался и решился на операцию. Когда его разрезали, то ничего не нашли. Но т.к. он перестал слушать Рахманинова, он впоследствии в очередной раз заболел и умер.
Улыбается, даёт бумажку, "успокойтесь", — и аляповато очерченный рот верит в лучезарность Моцарта, в душеспасительного Рахманинова, в большие белые руки нейрохирургов.

Я сглатываю карабкающихся из желудка сколопендр. Мне страшно, ой как страшно, до медной монеты на языке. Страшно смотреть в оловянные пресытившиеся деменцией глаза этой женщины.
В 16 лет боялась умереть в 17 от кровоизлияния в мозг. Всю сознательную жизнь боюсь умереть в 23. Я боюсь Буку из кладовой, сумасшествия, лестничных пролетов, дверных глазков. А больше всего я боюсь вдыхать запахи, смотреть на город в перспективе, но не
ощущать сакральных вспышек тех самых "когда-нибудь и где-то".