And Spring herself would scarcely know that we were gone.
А-я, как обещала, фанфик о нас. Прости, не смогла про секс. Мне пришлось вырезать твое имя, чтобы твои поклонники не взломали гугл.
Я склонилась, завязываю кеды. У меня нежные колени — они осели. Про себя горько усмехаюсь: “Я Артур с мечом, Артурчик, а ты ебаная шлюха”. А вот что я неуверенно говорю вслух: “Пока?” Я давно не обращаюсь к ней на “ты”, потому что противостояние закончилось; мы обращаемся друг к другу в третьем лице, как будто мы комики. Нет никакой существенной разницы, но все предположения вдруг стали утверждениями: “А-я сделала выводы”, “О-я выбрала смерть”. У нас тройственный тандем, и третьей у нас Победа. Я думаю, что она противоположна противостоянию. Вдруг замечаю, что она стоит обутая, и перестаю понимать, где нахожусь и кому придется уйти. Мы никогда не уходим вместе, одна из нас всегда убегает в честных рыданиях, обычно это я. Мне хочется уйти, поэтому я решаюсь: “А-я посмотрела мою картину”. Я рисую, законченное полотно хранится у одной из нас, но я не могу посчитать его завершенным, пока А-я его не прочитает. Молчание. Я думаю, что лучше бы я пописывала стишки, потому что кармазиновая шлюха (она индианка) не может читать настоящие вещи. “А-я Карамзин Коля”, — дико шучу я, уже жалея о том, что выбираю друзей по степени их занятности, а не из интереса.
- Видела, но ничего не скажу, — очнулась моя мучительница. Чувствую, как на моем лице начинает танцевать огонь. Мне стыдно не только потому, что я добровольная жертва, но и от осознания, что этот разговор уже был. Был не только в прошлое наше свидание, но и, возможно, три минуты назад. Именно поэтому я стою на коленях, именно поэтому я надеваю обувь. Все начинается с “Я смотрела твою картину”. Она всегда предугадывает мои скуку и желание уйти и, чтобы не проиграть, чтобы я не силилась уйти сама, начинает по очереди выставлять меня из комнаты, коридора, квартиры, ее колониального дома, нашей улицы. Она ленится, поэтому из подъезда я выбегаю уже сама. Поднимаю голову: так и есть, в ее руках ключи переливаются рыбой, и она просто притворяется, что это ей надо уходить; она просто хотела повторить этот разговор и закрыть за мной дверь. Мне хочется обнять ее, хитрую. Сколько раз она спасала меня своим отказом, столько же раз я плакала из-за него. Я боюсь проститься с этой картиной, ведь в таком случае я никогда не смогу уйти.
Мое лицо мокрое (я упоминала, что всегда убегаю в слезах), я встаю с коленей и вот я уже в подъезде. Теперь я могу идти сама, на душе очень легко. Расстаемся спинами друг к другу (хотя откуда мне знать), на всякий случай показываю знак рукой. Это V — победа или оскорбление.
Я склонилась, завязываю кеды. У меня нежные колени — они осели. Про себя горько усмехаюсь: “Я Артур с мечом, Артурчик, а ты ебаная шлюха”. А вот что я неуверенно говорю вслух: “Пока?” Я давно не обращаюсь к ней на “ты”, потому что противостояние закончилось; мы обращаемся друг к другу в третьем лице, как будто мы комики. Нет никакой существенной разницы, но все предположения вдруг стали утверждениями: “А-я сделала выводы”, “О-я выбрала смерть”. У нас тройственный тандем, и третьей у нас Победа. Я думаю, что она противоположна противостоянию. Вдруг замечаю, что она стоит обутая, и перестаю понимать, где нахожусь и кому придется уйти. Мы никогда не уходим вместе, одна из нас всегда убегает в честных рыданиях, обычно это я. Мне хочется уйти, поэтому я решаюсь: “А-я посмотрела мою картину”. Я рисую, законченное полотно хранится у одной из нас, но я не могу посчитать его завершенным, пока А-я его не прочитает. Молчание. Я думаю, что лучше бы я пописывала стишки, потому что кармазиновая шлюха (она индианка) не может читать настоящие вещи. “А-я Карамзин Коля”, — дико шучу я, уже жалея о том, что выбираю друзей по степени их занятности, а не из интереса.
- Видела, но ничего не скажу, — очнулась моя мучительница. Чувствую, как на моем лице начинает танцевать огонь. Мне стыдно не только потому, что я добровольная жертва, но и от осознания, что этот разговор уже был. Был не только в прошлое наше свидание, но и, возможно, три минуты назад. Именно поэтому я стою на коленях, именно поэтому я надеваю обувь. Все начинается с “Я смотрела твою картину”. Она всегда предугадывает мои скуку и желание уйти и, чтобы не проиграть, чтобы я не силилась уйти сама, начинает по очереди выставлять меня из комнаты, коридора, квартиры, ее колониального дома, нашей улицы. Она ленится, поэтому из подъезда я выбегаю уже сама. Поднимаю голову: так и есть, в ее руках ключи переливаются рыбой, и она просто притворяется, что это ей надо уходить; она просто хотела повторить этот разговор и закрыть за мной дверь. Мне хочется обнять ее, хитрую. Сколько раз она спасала меня своим отказом, столько же раз я плакала из-за него. Я боюсь проститься с этой картиной, ведь в таком случае я никогда не смогу уйти.
Мое лицо мокрое (я упоминала, что всегда убегаю в слезах), я встаю с коленей и вот я уже в подъезде. Теперь я могу идти сама, на душе очень легко. Расстаемся спинами друг к другу (хотя откуда мне знать), на всякий случай показываю знак рукой. Это V — победа или оскорбление.